Информация. Собственность. Интернет

Любопытно хотя бы общем плане охарактеризовать подход к проблеме собственности, избранный Ричардом Пайпсом в монографии 1999 г. «Собственность и свобода». Аргументы в пользу концепции естественного происхождения частной собственности автор не только черпает в истории, но и заимствует из биологии и психологии. Получается, что собственность предопределяет взаимоотношения живого существа и мира. Будь то человеческий ребенок или животное – речь идет о территориальном разграничении, установлении дистанции, минимум которой приравнивается к жизненно необходимому пространству. Свобода, в интерпретации Р. Пайпса, представляет собой ни что иное, как «важную грань прав собственности»*(67). Понятия «неприкосновенности личной жизни», «тайны переписки» и т.п. свидетельствуют о признании того факта, что у каждого человека есть его собственный мир, невидимая «территория», которая находится в его «собственности».

Для целей настоящей работы наибольший интерес представляет заключительная глава книги «Собственность в двадцатом столетии», в которой автор обращается к незаслуженно забытым фактам из нашей истории. Так, прямые налоги становятся нормой государственной жизни не ранее XX в. Например, в Афинах на налоги смотрели как на отличительное свойство тираний, а в глазах римлян налоги служили своего рода данью, и облагались ими только покоренные народы и прочие неграждане. В средневековой Европе, так же как и в Новое время, прямые налоги относились «к разряду чрезвычайных мер военного времени». «История, таким образом, свидетельствует, что в период, простирающийся от классической античности до двадцатого века, постоянное (в отличие от связанного с чрезвычайными обстоятельствами) налогообложение считалось в западном мире незаконным, если только речь не шла об обложении данью покоренных народов; платить налог правителям своей страны означало нести на себе печать социальной приниженности»*(68). По аналогии с налогами Р. Пайпс рассматривает благотворительность как незаконную меру, поскольку «всякое требование денег от государства, чем бы оно ни оправдывалось, на деле есть требование, предъявляемое на деньги своих сограждан, и в его удовлетворении правительство выступает лишь как передаточное звено»*(69).

И в случае с налогами, и в случае с благотворительностью речь идет об ограничении права частной собственности, которое оправдывается общественными или государственными интересами. Вопрос заключается в том, насколько существенный урон наносится институту собственности, когда собственника лишают тех или иных правомочий. Уже в конце XIX в. в праве Соединенных Штатов появляются прецеденты, когда отказ в праве пользования или его ограничение не рассматриваются как лишение собственности или ее изъятие. В двадцатом столетии подобная точка зрения окончательно победила. В 1979 г. Верховный суд США выносит решение, в котором указывается, в том числе, что «отказ в удовлетворении одного из традиционных прав собственности не равнозначен изъятию. По крайней мере, в случае, когда владелец сохраняет у себя весь «узел» прав собственности, извлечение из этого узла одной «нити» не является изъятием, потому что явление должно рассматриваться в его целокупности»*(70). То, что мы наблюдаем в договорном праве, а именно все большие ограничения, которые накладывает государство на известный принцип «свободы договора», имеет непосредственное отношение, как полагает автор, к институту собственности. Р. Пайпса, как апологета частной собственности, происходящее, естественно, не устраивает: «Права собственности снова должны занять подобающее им место на шкале ценностей, а не приноситься в жертву недостижимому идеалу социального равенства и всеобщего экономического благополучия»*(71).